В тот осенний вечер я сидела в модном баре на Новом Арбате, где тёплый свет латунных ламп отражался в тёмных деревянных панелях, а в воздухе витал аромат свежесваренного кофе и фруктовых коктейлей. Я знала, что Дима не один — уже больше года он встречался с какой-то Лизой, о которой упоминали общие знакомые. У меня тоже был парень, Саша, который смотрел на меня с искренним обожанием и строил планы на наше будущее. Но Дима… Его образ всё ещё вспыхивал в памяти, как молния, хотя наш роман был коротким, как летний дождь. Несколько месяцев, пара ярких встреч — жаркий секс в его машине под шорох ночного города, пьяные объятия на вечеринке у друга, где мы терялись в толпе, но находили друг друга. Я думала, что он больше не зацепит меня, что, встретив его, я просто кивну, перекинусь парой слов и пойду дальше, оставив прошлое позади.
Я ошибалась.
В тот вечер я грела ладони о кружку с горячим пуншем, где корица и гвоздика смешивались с терпким привкусом рома, и болтала с подругой Аней, которая взахлёб рассказывала о своём отпуске в Барселоне. Бар был полон жизни: звон бокалов, приглушённый смех, лёгкий джаз, лившийся из колонок. Но вдруг я почувствовала, как по спине пробежал холодок — кто-то смотрел на меня, и этот взгляд был тяжёлым, как прикосновение. Я подняла глаза и замерла. За соседним столиком, в углу у окна, сидел Дима. Он отложил глянцевый журнал — кажется, что-то про финансы, с обложкой в тёмных тонах — и смотрел прямо на меня. Его глаза, тёмно-карие, с золотистыми искрами, лучились той самой насмешливой улыбкой, от которой у меня, как и годы назад, по коже побежали мурашки. Волосы, чуть длиннее, чем я помнила, тёмные и слегка растрёпанные, падали на лоб, а щетина на щеках делала его лицо ещё резче, мужественнее. Он был в чёрной рубашке, с закатанными рукавами, открывающими крепкие предплечья, и выглядел так, будто только что вышел из офиса, но уже расслабился с бокалом в руке.
Я улыбнулась ему, стараясь держать лицо — лёгкий кивок, небрежный взгляд, как будто ничего особенного. Но внутри всё уже горело. Сердце колотилось, пальцы чуть сильнее сжали горячую кружку. Аня продолжала щебетать о платьях и каталонских улочках, но её голос тонул в шуме крови, стучащей в висках. Я украдкой бросала взгляды на Диму, и каждый раз ловила его глаза — то смеющиеся, то тёмные, почти хищные. Я представляла, как он встаёт, подходит ко мне, наклоняется близко, так, что я чувствую его дыхание — тёплое, с лёгким ароматом виски и мяты. Как его рука, сильная, с длинными пальцами, ложится мне на поясницу, притягивая ближе, а вторая скользит под платье, находя кожу, горячую и ждущую. Я вспоминала его запах — смесь одеколона с древесными нотами и чего-то резкого, первобытного, что бил в голову. Вспоминала, как моя рука сжимала его хуй — твёрдый, горячий, пульсирующий под пальцами, — и как его лицо, напряжённое от страсти, было так близко, что я видела каждую чёрточку в его глазах, когда он входил в меня, медленно, глубоко, заполняя до дрожи. Я всё ещё хотела его, и это желание было как яд, сладкий и неотвратимый.
Аня вдруг замолчала — её телефон завибрировал, и она, извинившись, начала переписываться с новым ухажёром. Через пару минут она чмокнула меня в щеку, пробормотала что-то про «увидимся завтра» и унеслась в ночь, оставив меня одну с недопитым пуншем. Я сделала глоток, чувствуя, как ром обжигает горло, и тут услышала шорох рядом. Дима стоял у моего столика, держа в руке бокал с чем-то тёмным — бурбон, наверное. Его рубашка слегка расстегнулась, открывая кусочек груди с тёмными волосками, и я поймала себя на том, что смотрю туда дольше, чем нужно.
— Можно? — спросил он, кивнув на стул напротив.
Я пожала плечами, стараясь выглядеть равнодушной, но голос выдал лёгкую хрипоту:
— Конечно.
Он сел, и мы заговорили — легко, непринуждённо, как старые знакомые, которые случайно пересеклись. О работе — он теперь занимался какими-то стартапами, говорил про инвестиции с таким азартом, что я почти забыла, как его руки чувствовались на моей коже. О жизни — я рассказала про новую квартиру, он про поездку в Питер. О планах — тут мы оба замялись, будто боялись сказать лишнее. Но под этой лёгкостью было напряжение, как натянутая струна. Я замечала, как его пальцы подрагивают, сжимая бокал, как его взгляд то и дело падает на мои губы, на шею, где билась жилка. Моё платье — тонкое, шёлковое, цвета красного вина — обтягивало тело, и я знала, что соски, твёрдые от возбуждения, проступают сквозь ткань, выдавая меня с головой. Я умела держать себя в руках, скрывать чувства за улыбкой и остроумными фразами, но не с ним. Не в этот раз.
Когда бармен принёс счёт, я, сама не зная зачем, попросила забронировать кальянную — маленькую, уютную комнатку на двоих, которая, по счастью, пустовала. Дима поднял бровь, но ничего не сказал, только кивнул, и мы пошли туда, продолжая болтать о чём-то скучном — кажется, о налогах или новых законах. Но как только дверь кальянной закрылась, отрезая нас от шума бара, всё изменилось. Я не помню, как это началось — может, я шагнула ближе, может, он коснулся моей руки, — но через минуту я уже лежала на низком деревянном столе, застеленном мягким покрывалом с восточным узором. Платье валялось на полу, красным пятном на тёмном ковре, а Дима стоял надо мной, его глаза горели, как угли. Он зацепил пальцами резинку моих трусиков — чёрных, атласных, с тонкой полоской кружева по краю — и медленно, с садистской неспешностью, стянул их вниз, по бёдрам, по коленям, пока они не упали на пол, оставив меня голой, открытой, дрожащей под его взглядом.
Воздух в кальянной был тёплым, с лёгким ароматом яблочного табака, но я чувствовала холод стола под спиной, его гладкую поверхность, чуть липкую от лака. Дима наклонился, его руки легли на мои бёдра, тёплые, с шершавыми подушечками пальцев, и развели их шире, так, что я ощутила лёгкую боль в мышцах. Он не торопился. Его хуй — твёрдый, горячий, с влажной головкой — скользил по моей пизде, дразня, надавливая на клитор с такой точностью, что я задыхалась от каждого касания. Он вводил головку внутрь — медленно, на пару сантиметров, — и тут же вынимал, оставляя меня пустой, ноющей от желания. Я стонала, тихо, почти жалобно, пытаясь выгнуться, поймать его, но его руки крепко держали меня за талию, прижимая к столу, не давая двинуться. Его лицо было напряжённым, брови сдвинуты, глаза полузакрыты, как будто он боролся с собой, чтобы не сорваться. Он дышал глубоко, ртом, и я видела, как его грудь вздымается под рубашкой, как капля пота скатывается по его виску, теряясь в щетине.
Я была на грани — клитор пульсировал, пизда текла, каждый его дразнящий толчок подталкивал меня к оргазму, но он всё ещё играл со мной, растягивая эту сладкую пытку. Я не выдержала. Резким движением я закинула ноги ему на плечи, мои пятки упёрлись в его спину, а пизда открылась ещё шире, влажная, горячая, готовая принять его целиком. Дима замер на секунду, его глаза расширились, и я увидела в них что-то дикое, почти звериное. Потом он вошёл — медленно, осторожно, но глубоко, так, что я почувствовала, как его хуй касается матки, заполняя меня до предела. Я вскрикнула — от боли, от кайфа, от ощущения, что он везде, внутри и снаружи. Он вздрогнул, его руки сжали мои бёдра сильнее, оставляя красные следы, и начал двигаться — не быстро, но мощно, каждый толчок был как удар, который бил в самую глубину.
Я стонала громче, не сдерживаясь, мои ногти впивались в его предплечья, царапая кожу через рубашку. Моя пизда сжималась вокруг него, жадно, плотно, и я чувствовала каждый его изгиб, каждую вену. Он сдерживался, я видела это по его стиснутым зубам, по тому, как он дышал — резко, почти рыча. Его хуй тёрся о клитор при каждом движении, посылая искры по всему телу, и я извивалась, насаживаясь на него, ловя ритм, который становился всё быстрее. Я хотела больше, хотела всё. Мои руки рванулись к его бёдрам, пальцы впились в твёрдые ягодицы, притягивая его ближе, глубже, и тут меня накрыло — оргазм был как взрыв, мощный, раздирающий, от которого я закричала, выгнувшись так, что спина оторвалась от стола. Мои мышцы сжимали его хуй, пульсируя, и Дима замер, закрыв глаза, его лицо исказилось от кайфа — он чувствовал каждый мой спазм, каждый толчок.
Он наклонился ко мне, его губы нашли мои — поцелуй был влажным, жадным, с привкусом бурбона и соли. Я отвечала, впиваясь в него, мои руки гладили его шею, путались в волосах, влажных от пота. Он начал двигаться снова, быстрее, резче, его язык врывался в мой рот в такт толчкам, и я чувствовала, как он разрывает меня изнутри — не только хуем, но всей своей страстью, всей своей силой. Второй оргазм подкрадывался, я уже не контролировала себя, мои ногти царапали его спину, оставляя длинные красные полосы, а пальцы сжимали его жопу, притягивая так сильно, что наши тела бились друг о друга с влажным шлепком. Я забыла обо всём — о Саше, о Лизе, о баре за дверью, где люди пили и смеялись. Были только мы, только этот стол, только его хуй, который долбил меня, как молот.
Вдруг Дима отстранился от моих губ, его рука схватила меня за волосы — не больно, но твёрдо, — притянув моё лицо к его шее. Я вдохнула его запах — пот, одеколон, кожа — и прижалась губами к его пульсирующей жиле. Его вторая рука скользнула под мою жопу, приподнимая меня, чтобы войти ещё глубже, до самого края, где боль и кайф сливались в одно. Несколько таких толчков — резких, почти жестоких, — и нас накрыло. Оргазм был долгим, мучительным, как будто всё тело разлетелось на куски и собралось заново. Я чувствовала, как его хуй пульсирует внутри, как горячая сперма бьёт в меня, смешиваясь с моими соками, пока моя пизда сжималась, не отпуская его. Я кричала, впиваясь зубами в его шею, а он рычал, его пальцы до боли стиснули мои волосы, но я не замечала — был только кайф, только он.
Мы замерли, тяжело дыша, его тело прижималось ко мне, тяжёлое, горячее, всё ещё дрожащее. Я открыла глаза, чувствуя, как пот стекает по виску, как волосы липнут к шее. Дима смотрел на меня — его глаза, тёмные, с теми же золотистыми искрами, смеялись, но теперь в них была нежность, почти уязвимость. Я улыбнулась, и он ответил тем же — лёгкой, чуть усталой улыбкой, которая напомнила мне, почему я не могла его забыть.