— Это всё из-за тебя, — шепчет он. — Всю неделю только об этом и думаю.
Лера прикусывает губу, потом сама тянется и целует его. Глубже, чем на улице. Язык горячий, сладкий от вина, чуть дрожит. Руки Димы ложатся ей на талию, подхватывают подол платья, задирают до самого пояса. Трусики чёрные, кружевные, уже мокрые насквозь. Он проводит пальцем по ткани между ног, она вздрагивает и вцепляется ему в плечи.
— Дим… подожди…
— Не могу больше ждать.
Июль 2025-го выдался просто невыносимым. Под Воронежем даже ночью жара не спадала ниже тридцатки, воздух стоял густой, как в бане, только цикады орали без остановки. Бабушкин двор ломился от родни: тёти, дяди, двоюродные всех мастей, кто-то с детьми, кто-то с бутылкой. Шашлык, самогон, пиво, смех до утра.
Диме двадцать пять, приехал из Москвы «отдохнуть от города» на неделю. Рост 180, загорелый, татуха на предплечье, три года качалки даром не прошли и мускулистое тело постоянно привлекало взгляды девиц на улице и тусовках. Шорты, майка, всё просто, выглядит так, будто только с тренировки.
А рядом сестра Лера. Девятнадцать, худенькая, 163 см, тёмные волосы до поясницы, огромные чёрные глаза. Маленькая грудь, тонкая талия, пирсинг в пупке иногда поблёскивает. Похожа на молодую Райли Рид (кто в курсе, тот в курсе), только ещё невиннее. Живёт с женихом Максом в городе, но Макс на вахте, вот и приехала одна к бабушке на всё лето.
Днём она в коротких шортиках и топике на тонких бретельках, без лифчика. Соски просвечивают, когда от пота ткань липнет. Дима замечает, как на неё косятся даже взрослые мужики, и внутри что-то неприятно сжимается. Но не только неприятно. Ещё и жарко.
Ночи Лера пропадает. Уходит «к подругам», возвращается под утро, на цыпочках. Иногда от неё пахнет вином и сигаретами. Дима видит это и сам не знает, как быть. Каждый раз думает: «Ну всё, сегодня устрою ей!».
И вот эта ночь.
Двор давно затих. Дед храпит на раскладушке под навесом, тётя Света ушла спать, бабушка выключила свет. На телефоне 02:37. Дима сидит на старом стуле у сарая, в руке банка холодного пива, вторая пустая валяется рядом. В наушнике тихо играет что-то забойное, но он почти не слышит. В голове крутится порнуха, которую только что листал: худенькая брюнетка, очень похожая… ну, на Леру.
Скрип калитки.
Она входит, чуть покачиваясь. Короткое летнее платье на тонких лямках, босоножки в руке, волосы растрёпаны, губы чуть распухшие. От неё тянет сладким вином и чем-то тёплым, женским.
Лера останавливается у крыльца, ставит босоножки, наклоняется, чтобы задвинуть в нишу. Короткое платье задирается, видно чёрные кружевные трусики, тонкую полоску ткани между ягодиц. Дима встаёт.
— Ты где была? — голос хриплый, хотя он старается говорить спокойно.
Лера вздрагивает, оборачивается. Улыбается, пьяно.
— С подругами. Давно не виделись, засиделись.
— В два сорок ночи?
— Ну… время быстро летит, когда весело.
Она проходит мимо к двери, но Дима перехватывает её за руку. Не сильно, но твёрдо.
— Лер, ты с Максом живёшь. А ходишь непонятно где. По ночам.
Она смотрит снизу вверх. Глаза блестят.
— Ты теперь мой папа, что ли?
— Нет. Я твой брат. И мне не похер.
Повисает тишина. Только цикады и далёкий лай собаки.
Дима делает шаг ближе. Она не отходит. От неё тепло, запах вина, духов, пота. Он хватает её за волосы у затылка, не грубо, но уверенно, и притягивает к себе.
— Лер…
— Дим…
И целует. Не по-братски. Глубоко, жадно. Она замирает на секунду, потом отвечает. Губы мягкие, горячие, язык робкий, но быстро становится увереннее. Руки Димы скользят вниз, по спине, под платье. Кожа гладкая, горячая. Он сжимает её попку, прижимает к себе. Она тихо выдыхает ему в рот.
— Дим… мы же…
— Ш-ш-ш.
Он целует шею, под ухом, где пахнет особенно сильно. Она дрожит. Ладонь уже под платьем, пальцы касаются края трусиков. Лера вцепляется в его майку.
— Тут нельзя… все рядом… окна открыты…
Он кивает в сторону сарая-«теремка» метрах в десяти.
— Там тихо. Пойдём.
Она не спорит. Идёт за ним босиком по тёплой траве, держась за руку.
Дверь «теремка» скрипит и захлопывается за ними. Внутри тесно, жарко, пахнет свежим деревом, лёгкой хлоркой и немного удобрениями. Лера прижимается спиной к дощатой стене, грудь вздымается часто-часто. Дима включает фонарик телефона, ставит его на полку на широкую полку, свет падает снизу, тени ложатся на её лицо, шею, ключицы.
Он подходит вплотную. Платье уже сползло с одного плеча, тонкая бретелька болтается, открывая маленькую грудь. Сосок твёрдый, тёмно-розовый, так и просится в рот.
— Лер… ты же понимаешь, что сейчас происходит? — голос хрипит, он проводит большим пальцем по её нижней губе.
Она кивает. Глаза огромные, чёрные, блестят.
— Понимаю. И страшно, и хочется до дрожи.
Дима берёт её ладонь, кладёт себе на грудь, потом медленно ведёт вниз, к шортам. Она чувствует, какой член твёрдый, и тихо выдыхает сквозь зубы.
— Это всё из-за тебя, — шепчет он. — Всю неделю только об этом и думаю.
Лера прикусывает губу, потом сама тянется и целует его. Глубже, чем на улице. Язык горячий, сладкий от вина, чуть дрожит. Руки Димы ложатся ей на талию, подхватывают подол платья, задирают до самого пояса. Трусики чёрные, кружевные, уже мокрые насквозь. Он проводит пальцем по ткани между ног, она вздрагивает и вцепляется ему в плечи.
— Дим… подожди…
— Не могу больше ждать.
Он опускается на колени прямо на тёплый деревянный пол. Бретели платья опускает с плеч, стягивает верх до самой груди. Маленькие сиськи идеальные, соски цвета спелой вишни. Дима берёт один в рот, посасывает, слегка прикусывает. Лера тихо стонет, запрокидывает голову, ударяется затылком о стену, от кайфа.
Его рука ныряет в трусики. Пальцы находят горячую, мокрую щёлку. Гладко выбрита, только узенькая полоска над клитором. Один палец входит легко, второй с лёгким сопротивлением. Лера дрожит всем телом.
— Боже… Дим… я никогда… так сильно не хотела…
Он двигает пальцами медленно, потом быстрее, большим пальцем круговыми движениями по клитору. Её бёдра сами раздвигаются шире, она стоит на цыпочках, прижатая к стене. Запах её возбуждения заполняет всё помещение, сладкий, густой, срывающий башню.
— Хочу тебя прямо сейчас, Лер.
Она открывает глаза, смотрит вниз. В них всё сразу: страх, похоть, алкоголь, жара.
— Без резинки нельзя… я не на таблетках… вдруг…
— Тогда по-другому.
Он поднимается, расстёгивает шорты, достаёт член. Стоит колом, головка блестит. Лера смотрит, не отрываясь, потом медленно опускается на колени на тёплый пол.
— Я… не очень умею… всего пару раз…
— Просто делай, как чувствуешь.
Она берёт член в ладонь, проводит язычком снизу вверх по всей длине. Дима выдыхает сквозь зубы. Её губы обхватывают головку, тёплые, мягкие, чуть дрожащие. Сначала робко, потом увереннее. Берёт глубже, до половины, вынимает, облизывает, снова заглатывает. Слюни текут по подбородку, капают на пол. Дима кладёт ладони ей на голову, не давит, просто направляет ритм.
— Лер… сестрёнка, ты невероятная…
Она мычит в ответ, вибрация отдаётся через весь ствол прямо в яйца. Глаза смотрят вверх, чёрные, влажные. Помада размазалась, на члене красные следы. Иногда задевает зубками, остро, приятно. Дима чувствует, как всё стягивается внутри.
— Скоро кончу… в рот можно?
Она кивает, не вынимая хуй старшего брата. Глаза закрывает. Он делает ещё пару движений и начинает кончать, густо, мощно, прямо ей в горло. Лера глотает сколько может, остальное вытекает по губам, капает на грудь. Кашляет, но улыбается.
Дима поднимает её, прижимает к себе, целует мокрые губы, чувствует вкус спермы и её слюны.
— Теперь ты, — шепчет и снова опускается перед ней.
Платье уже на талии, трусики он стягивает до колен. Лера раздвигает ноги, упирается спиной в стену. Киска маленькая, аккуратная, вся мокрая и блестящая. Дима проводит языком по губкам, находит клитор. Она ахает, вцепляется ему в волосы.
Он лижет медленно, наслаждаясь каждым миллиметром. Внутри горячо, сладко-солёно. Пальцы снова входят в неё, два сразу, она тесная, как девчонка. Лера стонет уже громче, кусает себе руку, чтобы не кричать. Бёдра дрожат.
— Дим… я сейчас… не могу… пожалуйста…
Он ускоряется, язык кружит по клитору, пальцы внутри давят на нужную точку. Лера выгибается, зажмуривается и кончает, сильно, волнами, соки текут ему по подбородку и шее. Ноги подкашиваются, он подхватывает её, прижимает к себе.
Стоят так минуту-две. Дышат тяжело. Потные, голые почти. Телефон мигает, садится батарея.
— Я спать хочу… сил совсем нет, — шепчет она ему в шею.
— Понимаю. Идём.
Он помогает натянуть трусики и платье, сам застёгивается. Выходят по очереди. Лера идёт в дом, он остаётся покурить у сарая.
Перед дверью она оборачивается, подходит вплотную.
— Завтра… когда стемнеет, — тихо говорит и суёт ему в руку смятую салфетку. — Если не передумаю… я дам тебе знак.
Он кивает. Целует её в макушку.
— Спокойной ночи, сестрёнка.
— Спокойной, братишка.
Она уходит. Дима стоит под звёздами, с салфеткой в кулаке и её вкусом на губах. Лето начинается многообещающе.
Утро проходит как в тумане.
За столом все орут, смеются, режут помидоры, жарят мясо. Лера сидит напротив, в простом сарафане, волосы собраны в хвост, глаза опущены в тарелку. Делает вид, что ничего не было. Дима тоже молчит, только иногда ловит её взгляд: быстрый, горячий, как искра. В кармане шорт лежит смятая салфетка, он её всю ночь перебирал пальцами.
День тянется медленно. Жара. Все спят после обеда. Лера помогает бабушке, потом уходит «к подруге». Дима сидит в тени, пьёт холодный квас и ждёт вечера, как приговор.
Солнце садится за рекой, небо красное, как кровь. Родня опять у мангала, но уже тише: кто-то уехал, кто-то улёгся пораньше. Дима выходит во двор, когда уже почти темно. В руке две банки холодного пива и пачка сигарет.
Лера стоит у калитки в коротких джинсовых шортиках и белой майке без лифчика. Соски торчат, будто специально. Волосы распущены, на губах лёгкая улыбка.
— Ну что, братишка… знак принят?
— Принят. Пошли.
Они уходят за сарай, к ветхому сеновалу. Лестница скрипит, сено пахнет сухой травой и летом. Наверху темно, только лунный свет через щели в крыше ложится полосами. Дима расстилает старый плед, ставит пиво, щёлкает зажигалкой.
Лера подходит вплотную, кладёт ладони ему на грудь.
— Я весь день об этом думаю. И боюсь, и хочу так, что аж трясёт.
Он целует её сразу, жёстко, прижимает к себе. Руки под майкой, сиськи горячие, соски твёрдые дразнят. Она стонет ему в рот, сама тянет его майку вверх, срывает. Пальцы скользят по татуировке, по прессу, ниже, расстёгивают шорты.
Через минуту они уже голые. Кожа к коже. Потные. Лера ложится на плед, раздвигает ноги. Луна светит прямо на неё: маленькие сиськи, плоский живот, пирсинг в пупке блестит, киска уже мокрая и ждущая.
— Дим… я всё-таки без резинки не могу… вдруг…
— Не бойся. Я вытащу.
Он ложится сверху, целует шею, грудь, живот. Она выгибается, вцепляется в волосы. Он опускается ниже, раздвигает ей ноги шире, проводит языком по всей длине. Лера задыхается.
— Боже… да… вот так…
Он лижет долго, жадно, пока она не начинает дрожать и не кончает, громко, с хриплым криком, прижимая его голову бёдрами.
Потом переворачивается на живот, встаёт на колени, жопка вверх.
— Давай… хочу почувствовать тебя всего.
Дима встаёт сзади, коленями раздвигает её ноги шире. Сено колется в кожу, но им уже всё равно. Он берёт себя в руку, проводит горячей головкой по её мокрым губкам: вверх-вниз, медленно, будто дразнит. Лера дрожит, выгибается, подаёт попку назад, просит без слов.
— Дим… ну пожалуйста… не мучай…
Он приставляет головку к самому входу, чуть нажимает, чувствует, как пиздёнка сестры раскрывается навстречу. И входит. Очень медленно. Первый сантиметр — она всхлипывает. Второй — стонет. Третий — уже вцепляется пальцами в сено. Она такая тесная, что у него глаза на лоб лезут от кайфа. Горячая, влажная, обхватывает его, как перчатка, сделанная специально под него.
— Лер… боже… ты… охуеть как тесно…
Она только мычит в ответ, кусает губу, глаза закрыты, лицо в лунном свете — чистый кайф.
Дима подаётся вперёд ещё немного, до половины, останавливается, даёт ей привыкнуть. Потом ещё глубже. Наконец входит полностью, до самого конца, яйца прижимаются к её клитору. Оба замирают на секунду, просто чувствуют друг друга внутри.
— Двигайся… пожалуйста… я больше не могу…
Он начинает медленно: выходит почти полностью, оставляет только головку, и снова входит до упора. Раз за разом. Сено шуршит под коленями, под её ладонями. Запах сухой травы смешивается с запахом их пота и секса, густой, животный.
Лера подаётся навстречу, встречает каждый толчок, её маленькая упругая попка хлопает о его бёдра. Звук влажный, громкий в тишине сеновала. Дима кладёт ладони ей на талию, пальцы почти сходятся вокруг неё, и начинает ускоряться. Сначала плавно, потом всё резче, глубже.
— Да… вот так… ещё…
Он хватает её за бёдра, притягивает к себе сильнее, вгоняет до самого конца. Она кричит, уже не сдерживаясь: тонко, высоко, срываясь на хрип. Он наклоняется вперёд, грудью к её спине, одна рука скользит под неё, находит акуратные сиськи, сжимает, крутит соски. Второй рукой гладит живот, опускается ниже, к клитору, начинает тереть в такт толчкам.
Лера уже вся дрожит, волосы липнут к лицу, спина мокрая от пота.
— Димка… сильнее… трахай меня… да! Прямо так… не останавливайся!
Он долбит её жёстко, безжалостно, как будто это последний раз в жизни. Каждый удар — до упора, яйца шлёпают по её клитору, она визжит, сжимается внутри, потом расслабляется, снова сжимается. Сено летит во все стороны, плед сбился в комок.
— Я… щас… опять… Дим!
Она кончает второй раз, громче первого: всё тело сводит судорогой, киска пульсирует вокруг него, соки текут по её бёдрам, по его яйцам, капают на сено. Она почти плачет от кайфа, ногти впиваются в одеяло.
Дима чувствует, что сам на грани. Ещё пару толчков — и всё.
— Лер… я сейчас…
— Только не в меня… пожалуйста… вытащи…
Он выскальзывает член в самый последний момент, горячий, пульсирующий. Быстро переворачивает её на спину — она падает на сено, ноги раздвинуты, грудь вздымается, глаза полузакрыты. Дима дрочит пару раз и начинает кончать: первая струя — прямо на её живот, вторая выше, на сиськи, третья на шею, четвёртая падает ей на губы и подбородок. Последняя капля висит на головке, он наклоняется, и Лера сама тянется языком, слизывает, смотрит ему в глаза и улыбается — медленно, удовлетворённо, как кошка, которая объелась сливок.
Они падают рядом, тяжело дышат, потные, счастливые, под лунным светом и запахом сена.
Лежат рядом, тяжело дышат. Потные, счастливые. Дима открывает пиво, передаёт ей. Она пьёт залпом, потом затягивается сигаретой, выдыхает дым в потолок.
— Если Макс узнает, он меня убьёт. И тебя заодно.
— Значит, никому ни слова.
— И что… это теперь каждый вечер?
— Пока лето не кончится.
Она поворачивается к нему, кладёт голову на грудь.
— Лето длинное…
— Очень.
Где-то внизу лает собака, скрипит калитка, но им уже всё равно. Они лежат голые на сене, под луной, и знают: завтра будет ещё жарче.
Конец.